Иногда условия казались просто демонстрацией силы: в кредитном соглашении 1997 г. с Кореей МВФ настаивал на открытии корейских рынков для японских товаров, хотя это не могло помочь Корее в решении проблем ее кризиса. Некоторым эти действия могут показаться «использованием окна открывшихся возможностей»; с помощью кризиса как рычага МВФ и Всемирный банк добились давно желаемых изменений, но для других это были акции явного проявления силы, принуждение к уступкам весьма ограниченной ценности лишь в качестве демонстрации власти того, кто заказывает музыку.

Вызывая чувство негодования, обусловленность не генерировала развитие. Исследования, проведенные во Всемирном банке и других местах, показали, что просто обусловленностью кредитов нельзя обеспечить правильное распределение денежных средств и ускорение роста в странах-реципиентах. Более того, существует крайне мало свидетельств в пользу того, что обусловленность вообще имела какой-либо эффект. Хорошую политику нельзя купить за деньги.

Существует достаточно причин провала стратегии обусловленности. Первая из них связана с базовым понятием экономистов о взаимозаменяемости, заключающейся в том, что деньги, использованные в одном месте для определенной цели, высвобождают другие деньги для других нужд; конечный итог при этом может не иметь ничего общего с первоначальным назначением. Даже если выдвигаются условия, обеспечивающие то, что конкретный кредит должен быть использован по назначению, этот кредит высвобождает ресурсы в другом месте, которые могут быть использованы как по хорошему, так и по плохому назначению. Допустим, что в стране есть два проекта дорожного строительства, один из которых облегчает доступ на летнюю президентскую виллу, а другой позволяет большой группе крестьян возить свои товары в соседний порт. Пусть страна располагает средствами только для одного из двух проектов. Банк настаивает, чтобы деньги были израсходованы на проект, который увеличит доходы деревенской бедноты, но, предоставляя кредит, он дает возможность правительству финансировать и второй проект.

Есть и другие причины, почему стратегия обусловленности, применяемая Фондом, не повышает экономический рост. В некоторых случаях, например, выдвигались неверные условия: либерализация финансовых рынков в Кении и введение жесткой фискальной экономии в Восточной Азии имели нежелательные последствия для соответствующих стран. В других случаях способ, которым навязывалась обусловленность, делал условия политически неприемлемыми; когда к власти приходило новое правительство, оно от этих условий отказывалось. Такие условия рассматривались как вторжение в страну новой колониальной державы в ущерб ее суверенитету. Политика не выдерживала превратностей политического процесса.

В позиции МВФ была определенная ирония. Фонд пытался сделать вид, что он стоит над политикой, но было очевидно, что его кредитные программы, по крайней мере частично, определялись политическими соображениями. МВФ поставил вопрос о коррупции в Кении и приостановил свою относительно скромную кредитную программу в основном потому, что удалось доказать наличие там коррупции. Однако продолжал литься поток денег, миллиарды долларов, в Россию и Индонезию. Многие считали, что Фонд смотрит сквозь пальцы на огромное мошенничество, занимая в то же время суровую позицию по отношению к мелкому воровству. Это не значит, что нужно было быть снисходительнее к Кении ― воровство было действительно большим по сравнению с масштабом ее экономики; нужно было быть более суровым по отношению к России. Решение подобной проблемы ― это не просто дело честности или последовательности; в действительности никто и не ожидал от МВФ одинакового подхода к ядерной державе и бедной африканской стране, почти не имеющей стратегической значимости. Но дело обстояло еще проще: решения о кредитовании носили политический характер ― и политические оценки часто примешивались к рекомендациям МВФ. Фонд проталкивал приватизацию частично потому, что считал невозможным, чтобы правительство, управляя предприятиями, могло оградить себя от политического давления. Сама точка зрения, что можно отделить экономику от политики или ― в более широком смысле ― от общества, иллюстрирует узость взглядов. Если политика, навязанная заимодателями, провоцирует восстания, как это происходит в одной стране за другой, состояние экономики ухудшается, начинается бегство капитала и бизнес сомневается в целесообразности дальнейших инвестиций, такая политика не дает рецепта ни успешного развития, ни экономической стабильности.

Жалобы на выдвижение МВФ условий выходят за пределы характера условий и способов их навязывания, они направлены также на процедуру их предъявления. Стандартная процедура МВФ состоит в том, что перед посещением страны-клиента последняя должна сперва подготовить проект доклада . Визит предназначен только для того, чтобы уточнить доклад и его рекомендации и устранить наиболее грубые ошибки. На практике проект доклада называют шаблоном, целые параграфы которого одни страны заимствуют у других и помещают в следующий доклад. Компьютерная программа (текстовой редактор) облегчает этот процесс. Рассказывают поистине анекдотичную историю, когда программа не выполнила команду «поиск и замена», и название страны, у которой доклад был заимствован почти полностью, осталось в документе, который так и начал дальнейшее прохождение. Трудно сказать, было ли это случайным результатом спешки, но допущенная оплошность подтвердила сложившийся образ «безразмерных» докладов.

Даже страны, не заимствующие у МВФ, находятся под влиянием его взглядов. Фонд навязывает мировому сообществу свои взгляды не просто через обусловленность, а путем ежегодных консультаций со всеми странами, именуемых консультациями «4-й статьи» ― по номеру статьи Устава МВФ, где они предусмотрены. Предположительно, они должны обеспечить, чтобы все страны придерживались статей соглашения, в соответствии с которым был учрежден МВФ (на самом же деле таким образом обеспечивается конвертируемость валют для целей торговли).

Расползание полномочий коснулось и этого аспекта деятельности МВФ: фактически на основе 4-й статьи о консультациях составляются доклады, которые теперь входят в общий процесс надзора, осуществляемого МВФ, и дают ему возможность устанавливать рейтинг каждой национальной экономики.

В то время как малые страны вынуждены прислушиваться к оценкам, выносимым в соответствии с 4-й статьей Устава МВФ, Соединенные Штаты и другие развитые страны могут их в принципе игнорировать. Например, МВФ страдал инфляционной паранойей даже тогда, когда в США темпы инфляции были самыми низкими за целые десятилетия. Предписания МВФ были предсказуемы: повышайте процентные ставки, чтобы снизить темпы экономического роста. МВФ просто ничего не понимал в тех переменах, которые происходили в США тогда, а также в предшествующее десятилетие и позволили экономике иметь более быстрый рост, более низкий уровень безработицы и более низкую инфляцию. Если бы США последовали совету МВФ, они не испытали бы того бума в экономике в 1990-х годах бума, принесшего беспрецедентное процветание и позволившего стране превратить огромный бюджетный дефицит в значительный профицит. Низкий уровень безработицы также имел глубокие социальные последствия, которым МВФ нигде не уделял достойного внимания. Миллионы рабочих, ранее выпавших из состава рабочей силы, теперь в нее вернулись, беспрецедентными темпами сокращалась бедность и роль системы вспомоществования. Это привело к снижению уровня преступности. В результате выиграли все американцы. Низкий уровень безработицы в свою очередь побуждал людей принимать риски и занимать рабочие места без гарантированного обеспечения их сохранения; эта готовность к принятию рисков сделалась существенным ингредиентом успеха в Америке так называемой новой экономики.

Соединенные Штаты не приняли рекомендаций МВФ. Ни администрация Клинтона, ни ФРС не обратили на них большого внимания. Соединенные Штаты могли это сделать безнаказанно, поскольку они не зависели от помощи МВФ или других доноров, и было ясно, что рынок обратит на эти рекомендации столь же мало внимания, как и мы. Рынок не будет нас наказывать за игнорирование рекомендаций МВФ, так же как и вознаграждать за следование им. Но положение бедных стран не столь благоприятно. Они могут игнорировать рекомендации Фонда только на свой страх и риск.

Есть по крайней мере две причины, почему МВФ должен широко консультироваться внутри страны во время оценки ситуации и разработки своих программ. Те, кто живет в стране, по-видимому, лучше знают ее экономику, чем сотрудники МВФ. Я ясно понял это хотя бы на примере Соединенных Штатов. И кроме того, для эффективного проведения программы в жизнь с сохранением достигнутых результатов ее должны поддерживать опирающиеся на широкий консенсус доверие и готовность к взаимодействию со стороны населения. Но такого консенсуса можно достигнуть только путем дискуссии ― такого рода открытой дискуссии, которой в прошлом МВФ избегал. Будем справедливы по отношению к МВФ: в процессе кризиса остается мало времени для открытых дебатов, широких консультаций, необходимых для выработки такого консенсуса. Однако МВФ уже много лет присутствует в африканских странах, для которых характерно перманентное состояние кризиса. Было достаточно времени для консультаций и выработки консенсуса ― и в нескольких странах, как, например, в Гане, Всемирный банк (когда главным экономистом был мой предшественник, Майкл Бруно) сумел сделать это, что оказалось одним из наиболее успешных случаев макроэкономической стабилизации.

Во Всемирном банке, в мою бытность там, нарастало убеждение, что участие очень важно, что политический курс и программы, дабы быть успешными, должны стать «собственностью» стран, а не навязываться им, что существенное значение имеет выработка консенсуса, что политика и стратегия развития должны учитывать условия страны, что необходим сдвиг от «обусловленности» к «селективности». А это означает, что страны, обнаружившие устойчиво хорошие результаты при использовании выделенных средств, следует вознаграждать дополнительными фондами и доверием для продолжения своих программ, а также вообще активно поощрять. Это отражалось в новой риторике Банка, концентрированным выражением которой были слова президента Банка Джеймса Д. Вульфенсона: «Страна должна быть посажена на водительское место». При этом многие критики говорят, что этот процесс не зашел достаточно далеко, и Банк еще хочет сохранить контрольные позиции. Эти критики опасаются, что страна может оказаться на водительском сиденье машины с двойным управлением, где реально вождение остается в руках инструктора. Перемены в установках и оперативных процедурах Банка неизбежно будут медленными и будут продвигаться разными темпами в отношении разных стран. Тем не менее остается большой разрыв по этим вопросам между позицией Банка и МВФ как в области установок, так и в области процедур.

Казалось, МВФ, по крайней мере в своей публичной риторике, не мог оставаться совершенно глухим к широко распространившимся требованиям большего участия бедных стран в формировании стратегий развития и большего внимания к проблемам бедности. В результате МВФ и Всемирный банк пришли к соглашению о проведении «партисипативных» оценок состояния бедности, в которых наряду с обоими институтами будут принимать участие страны-клиенты. Эти оценки будут заключаться в измерении масштабов проблемы в качестве первого шага. Потенциально это был драматический поворот в философии, но его полное значение, видимо, ускользнуло от МВФ. В одном сравнительно недавнем случае, узнав, что Банк собирается возглавить разработку проектов борьбы с бедностью, непосредственно перед тем, как первая и теоретически консультативная миссия МВФ готовилась отправиться в некую страну-клиента, Фонд направил Банку распорядительное послание подготовить для клиента проект «партисипативной» оценки бедности, с тем чтобы тот передал его в штаб-квартиру МВФ «asap». Некоторые из нас шутили, что МВФ опять все перепутал. Он, видимо, полагал, что поворот в философии заключался в том, что Банк (а не страна-клиент) может участвовать в обычных миссиях с МВФ и выразить свое мнение в письменной форме. Идея, что граждане страны-заемщика могут тоже участвовать, оказалась для Фонда просто выше его понимания! Истории, подобные этой, могли бы быть забавны, если бы они не были столь глубоко тревожными.

Хотя партисипативные оценки бедности не осуществлены полностью, они представляют собой шаг в правильном направлении. Несмотря на сохраняющийся разрыв между риторикой и реальностью, признание того, что развивающиеся страны должны иметь главный голос при обсуждении касающихся их программ, очень важно. Но если этот разрыв будет сохраняться долго или останется слишком большим, возникнет чувство разочарования. В некоторых кругах уже все громче высказываются сомнения. Хотя предложение о партисипативной оценке бедности вызвало гораздо больший отклик у общественности, чем в прежнее время, во многих странах возможности партисипативности и открытости не были полностью осознаны, и неудовлетворенность продолжает нарастать.

В Соединенных Штатах и других состоявшихся демократиях граждане рассматривают прозрачность, открытость и знание того, что делает правительство, как существенную часть государственной отчетности, как свое право, а не милость, оказанную им правительством. Акт о свободе информации от 1966 г. стал важной частью американской демократии. В противоположность этому стиль операций МВФ таков, что граждане (беспокоящий элемент, поскольку они очень часто могут выступать против соглашений с МВФ, не говоря уже о том, что могут не разделять представления Фонда о том, что такое хорошая экономическая политика) не только отстраняются от обсуждения соглашений; им даже не сообщают, что эти соглашения из себя представляют. Преобладающий культ секретности настолько силен, что МВФ держал свои переговоры и некоторые соглашения в тайне даже от сотрудников Всемирного банка, участвовавших в совместных миссиях! Сотрудники МВФ выдавали информацию строго на основе «только тем, кому нужно знать». Но список тех, «кому нужно знать», ограничивался главой миссии МВФ несколькими лицами в штаб-квартире МВФ и узким кругом лиц в правительстве страны-клиента. Мои коллеги в Банке часто сетовали, что даже те, кто участвовал в миссии, должны были обращаться к правительству страны, которое давало «утечку» информации о происходящем. В нескольких случаях я встречал исполнительных директоров (так называется должность представителей стран в МВФ и Всемирном банке), которых тоже держали в неведении.

Один недавний эпизод показывает, какие далекоидущие последствия может иметь это отсутствие прозрачности. Широко распространено мнение о том, что развивающиеся страны располагают лишь очень слабым голосом в международных экономических институтах. Спор вызывает только вопрос, является ли это историческим анахронизмом или проявлением реальной политики (нем. Realpolitik). Мы вправе ожидать, что правительство США, включая Конгресс, скажет свое слово по этому поводу, по крайней мере про то, как голосует его исполнительный директор ― лицо, представляющее правительство США в МВФ и Всемирном банке. В 2001 г. Конгресс одобрил и президент подписал закон, согласно которому Соединенные Штаты должны противостоять предложениям международных финансовых институтов о взимании платы за обучение в начальной школе (политика, ныне осуществляемая под внешне безобидным названием «возвращение затрат»). Однако исполнительный директор от США просто проигнорировал закон, а секретность институтов затрудняет Конгрессу ― или любому другому органу ― иметь сведения о том, что происходит на самом деле. И только утечка информации сделала достоянием гласности этот факт, вызвавший всплеск ярости даже среди членов Конгресса, давно привыкших к бюрократическим маневрам. Невзирая на многократные дискуссии об открытости и прозрачности, МВФ все еще формально не признает основное право граждан ― «право знать»: не существует такого Акта о свободе информации, к которому американец или гражданин любой другой страны мог обратиться, чтобы узнать, что делается в этом международном общественном институте.

Пусть меня правильно поймут: вся эта критика того, как функционирует МВФ, не означает, что его деньги и время всегда растрачиваются впустую. Иногда деньги поступали к правительствам, проводящим хорошую политику, хотя и необязательно в соответствии с рекомендациями МВФ. Тогда эти деньги способствовали нужному делу. Иногда обусловленность смещала центр тяжести дебатов внутрь страны таким образом, что формировалась более правильная политика. Жесткие графики, навязываемые МВФ, частично проистекали из того огромного опыта многократных нарушений правительствами осуществления некоторых обещанных ими реформ ― после получения денег реформы так и не следовали за ними; иногда жесткие графики способствовали ускорению перемен. Но слишком часто обусловленность не обеспечивала ни использования денег по назначению, ни осуществления значимых, глубоких и долговременно устойчивых политических перемен. Иногда обусловленность была даже контрпродуктивной: либо потому, что политика не соответствовала особенностям страны, либо потому, что методы, которыми эта политика навязывалась, вызывали враждебность к процессам реформ. Иногда после осуществления программ МВФ страна оставалась столь же нищей, но обремененной большим долгом и даже с еще более разбогатевшей элитой.

Международные институты ушли, таким образом, от той прямой ответственности, которую мы вправе ожидать в современных демократиях. Настало время «выставить оценки» работе международных экономических институтов и рассмотреть внимательно некоторые из их программ и то, как они сказались позитивно или негативно ― на росте экономики и сокращении бедности.