Глобализация уменьшила чувство изоляции, которое остро ощущалось в развивающихся странах, и открыла многим из них доступ к знаниям в таком масштабе, который на порядок выше возможностей даже самых богатых жителей любой страны сто лет назад. Само антиглобалистское протестное движение является результатом того, что мир стал взаимосвязанным. Связи между активистами движения в различных частях мира, осуществляемые, в частности, через Интернет, создали давление общественности, которое привело к международному договору о запрещении использования противопехотных мин, несмотря на сопротивление могущественных государств. Подписанный 121 страной в 1997 г., он снижает вероятность для детей и других невинных жертв получить увечье от этого опасного оружия. Хорошо организованное общественное давление вынудило международное сообщество списать долги части беднейших стран. Даже некоторые негативные стороны глобализации имеют нередко и положительные последствия. Открытие молочного рынка Ямайки для импорта из США в 1992 г., возможно, нанесло удар по местным фермерам ― производителям молочных продуктов, в то же время оно означало, что дети бедноты смогли получать более дешевое молоко. Новые иностранные фирмы могут причинить ущерб покровительствуемым государственным предприятиям, но они являются проводниками новых технологий, открывают новые рынки и способствуют возникновению новых отраслей.

Иностранная помощь ― еще один аспект глобализированного мира ― при всех ее недостатках принесла пользу миллионам. Однако механизмы ее осуществления оставались почти незамеченными: повстанцы на Филиппинах, сложившие оружие, были обеспечены рабочими местами по проекту, финансируемому Всемирным банком; ирригационные проекты удвоили доходы крестьян, получивших воду; образовательные проекты принесли грамотность в сельские местности; в некоторых странах проекты борьбы со СПИДом помогли сдержать распространение этого смертельного заболевания.

Те, кто демонизирует глобализацию, слишком часто упускают из виду ее полезные результаты. Однако сторонники глобализации отличаются еще большей предвзятостью. Для них глобализация (которая обычно ассоциируется с торжествующим капитализмом американского типа) и есть прогресс, развивающиеся страны должны принять его, если они хотят эффективного роста и преодоления бедности. Однако большому числу стран глобализация не принесла обещанных экономических выгод.

Растущий разрыв между имущими и неимущими оставляет все больше людей «третьего мира» в жестокой бедности, живущими менее чем на один доллар в день. Несмотря на повторные обещания, данные в течение последнего десятилетия XX в., число людей, живущих в бедности, возросло почти на 100 млн. И это произошло в то время, когда общемировой доход возрастал в среднем на 2,5 процента в год.

В Африке огромные надежды, появившиеся после достижения независимости, по большому счету не оправдались. Континент все больше погружается в нищету, падает душевой доход, снижается жизненный уровень. Завоеванное с таким трудом на протяжении последних десятилетий увеличение ожидаемой продолжительности жизни сменяется обратной тенденцией. Хотя главной причиной этого является прорыв волны СПИДа, бедность также играет роль убийцы. Даже те страны, которые отказались от африканского социализма, пытались сформировать честные правительства, сбалансировать бюджеты и сдержать инфляцию, обнаружили, что просто не могут привлечь иностранных инвесторов, а без этих инвестиций они не в состоянии обеспечить устойчивый рост.

Если глобализация не преуспела в сокращении бедности, то еще менее она преуспела в обеспечении стабильности. Кризисы в Азии и Латинской Америке угрожали экономике и стабильности всех развивающихся стран. Есть опасения, что финансовые неурядицы распространяются по всему миру, что коллапс валют возникающих рыночных экономик может привести к падению и других валют. В течение 1997-1998 гг. казалось, что Азиатский кризис представляет угрозу для мировой экономики в целом.

Глобализация и переход к рыночной экономике не дали обещанных результатов в России, как и в большинстве других стран, переходящих от коммунизма к рынку. Запад внушил этим странам, что новая экономическая система должна принести им беспрецедентное процветание. Вместо этого она принесла беспрецедентную бедность: во многих отношениях для большинства населения рыночная экономика оказалась даже хуже, чем это предсказывали их коммунистические лидеры. Больший контраст, чем переход к рынку в России, организованный международными экономическими институтами, и переход к рынку в Китае, программа которого была разработана собственными силами, трудно себе представить. Если в 1990 г. внутренний валовой продукт Китая (ВВП) составлял 60 процентов от российского, то к концу XX в. соотношение стало обратным. В то время как в России произошел беспрецедентный рост бедности, Китай пережил ее беспрецедентное сокращение.

Критики глобализации обвиняют страны Запада в лицемерии, и они в этом правы. Западные страны подтолкнули бедные страны к ликвидации торговых барьеров, сохранив при этом свои собственные, препятствуя экспорту сельскохозяйственной продукции развивающихся стран и тем самым лишая их столь необходимого экспортного дохода. Соединенные Штаты, разумеется, были основным объектом обвинений, и это я весьма остро ощущал. Будучи председателем Совета экономических консультантов, я боролся изо всех сил против этого лицемерия, не только наносившего ущерб развивающимся странам, но и увеличивавшего расходы американцев и как потребителей, вынуждая их покупать по более высоким ценам, и как налогоплательщиков, финансировавших многомиллиардные долларовые субсидии американскому сельскому хозяйству. Моя борьба была, как правило, безрезультатной: особые торговые и финансовые интересы брали верх, а перейдя во Всемирный банк, я слишком ясно увидел последствия этого для развивающихся стран.

Запад так продвигал программу глобализации, чтобы обеспечить себе непропорционально большую долю выгод за счет развивающихся стран. Несправедливым было то, что более развитые промышленные страны отказывались открыть свои рынки для товаров развивающихся стран, например сохраняя свои квоты на множество товаров ― от текстиля до сахара,- и настаивали в то же время на том, чтобы те открыли свои рынки для товаров из более богатых стран; несправедливым было то, что развитые промышленные страны продолжали субсидировать свое сельское хозяйство, затрудняя развивающимся странам конкуренцию и настаивая при этом на том, чтобы развивающиеся страны ликвидировали свои субсидии производству промышленных товаров. Если посмотреть на «условия торговли» ― цены, которые развитые и менее развитые страны получают за свою продукцию, ― после последнего (восьмого) торгового соглашения 1995 г., то оказывается, что чистый эффект заключался в снижении цен для ряда беднейших стран относительно того, что они вынуждены были платить за свой импорт. В результате положение ряда беднейших стран фактически ухудшилось.

Западные банки сильно выиграли от ослабления контроля над рынками капитала в Латинской Америке и Азии, но эти регионы пострадали, когда приток в эти страны спекулятивных «горячих денег» (деньги, которые приходят в страну внезапно, как и покидают ее, зачастую представляя собой не что иное, как пари, заключаемое на то, предстоит ли ревальвация или девальвация) неожиданно сменялся их оттоком. Резко возросший отток оставил после себя обрушившиеся валюты и ослабленные банковские системы. Уругвайский раунд укрепил также защиту интеллектуальной собственности. Американские и другие западные фармацевтические компании теперь могли предотвращать «кражу» компаниями Индии и Бразилии своей интеллектуальной собственности. Но фармацевтические компании этих развивающихся стран производили жизненно необходимые медикаменты для граждан своих стран, доступные по цене, составляющей лишь малую долю от той, по которой аналогичные лекарства продаются западными фармацевтическими компаниями.

Таковы лицо и изнанка решений, принятых на Уругвайском раунде. Западные компании получили возможность увеличить прибыли. Их защитники говорили, что это стимулирует расширение инновационной деятельности; но прирост прибылей от продаж в развивающихся странах был невелик, поскольку лишь немногие могли позволить себе приобретение лекарств, и поэтому стимулирующее воздействие оказалось в лучшем случае незначительным. С другой стороны, тысячи людей были обречены на смерть, ибо ни государство, ни частные лица не могли более оплачивать требуемую теперь высокую цену. Применительно к СПИДу возмущение международной общественности было настолько сильным, что компании пришлось отступить и согласиться в конечном счете понизить цены и продавать средства против СПИДа по ценам осени 2001 г. Но стоящие за этим проблемы ― а именно тот факт, что режим интеллектуальной собственности, установленный Уругвайским раундом, не был сбалансированным и отражал преимущественно интересы и планы производителей, ущемляя интересы потребителей как в развивающихся, так и в развитых странах,- сохранились.

Однако не только в области либерализации торговли, но и во всех других аспектах глобализации, когда, казалось бы, руководствовались благими намерениями, часто получался негативный побочный эффект. Когда проекты как в области сельского хозяйства, так и в области инфраструктуры, рекомендованные Западом, разработанные с помощью западных советников и финансируемые Всемирным банком или другими международными организациями, проваливались, то бремя возврата кредитов тем не менее ложилось на бедные слои населения развивающихся стран, если, конечно, не было в той или иной форме соглашений о списании долгов.

Польза от глобализации очень часто была гораздо меньше, чем утверждали ее защитники, а ее цена гораздо выше, поскольку разрушалась среда обитания, в политические процессы проникала коррупция, и, кроме того, быстрые перемены не давали странам времени для культурной адаптации. Кризисы, за которыми следовала массовая безработица, влекли за собой более долговременные проблемы распада социальных структур ― от актов насилия в Латинской Америке до этнических конфликтов в других частях света, например в Индонезии.

Эти проблемы вряд ли новы, однако растущая волна возмущения против политики, движущей глобализацию, существенно меняет обстановку. Целые десятилетия возмущение африканской бедноты, равно как развивающихся стран в других частях света, оставалось по большей части не услышанным на Западе. Те, кто работал в развивающихся странах, сознавали, что есть что-то порочное в политике глобализации, особенно когда видели, что финансовые кризисы становятся обычным явлением, а число бедных возрастает. Но у них не было никаких средств воздействия, дабы изменить правила или оказать влияние на международные финансовые институты, которые эти правила предписывали. Люди, ценившие демократизм в выработке решений, понимали, что «обусловленность» ― условия, навязываемые иностранными заимодателями в качестве платы за их помощь,- подрывала национальный суверенитет. Но пока не сформировалось протестное движение, было мало надежды на изменения и на то, что жалобы будут услышаны. Одни протестующие прибегли к экстремистским действиям; другие предложили повысить протекционистские барьеры развивающихся стран. Однако, несмотря на внутренние проблемы движения, именно члены профсоюзов, студенты и защитники окружающей среды ― простые граждане, маршируя по улицам Праги, Сиэтла, Вашингтона и Генуи, поставили в повестку дня вопрос о необходимости реформы в развитом мире.

Участники акций протеста видели глобализацию совсем в ином свете, чем министр финансов США или министры финансов и торговли большинства развитых промышленных стран. Огромная разница в точках зрения могла породить сомнение, говорят ли протестующие и лица, разрабатывающие политику, об одних и тех же явлениях? Располагают ли они одними и теми же данными? Не проистекает ли столь затуманенное видение власть имущих из особых и частных интересов?

Какова же суть феномена глобализации, являющегося одновременно предметом и нападок, и похвал? В своей именно глубинной основе более тесная интеграция стран и народов принесла огромное сокращение расходов на транспорт и связь, слом искусственных барьеров на пути потоков товаров, услуг, капиталов, знаний и (в меньшей мере) передвижения людей через границы. Глобализация сопровождалась созданием новых институтов, которые присоединились к существующим, чтобы работать в наднациональных рамках. В области международного гражданского общества новые группы, подобные Юбилейному движению, требующему снижения бремени долгов для беднейших стран, присоединились к уже давно существующим организациям, таким, как Красный Крест. Глобализация мощно проталкивается транснациональными корпорациями, которые перемещают через границы не только капиталы и товары, но и технологии. Глобализация обновила также внимание к давно созданным межгосударственным институтам: ООН, занятой поддержанием мира, Международной организации труда (МОТ), учрежденной в 1919 г. и проводящей сегодня свои программы под лозунгом «За достойный труд», и Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), озабоченной улучшением условий сохранения здоровья в развивающихся странах.

Многие, возможно даже большинство, из аспектов глобализации приветствуются повсеместно. Никто не хочет видеть, как его ребенок умирает, в то время когда знания и медикаменты доступны в других местах мира. Полемику вызывает экономический аспект глобализации в его узком смысле, а также международные институты, которые создали правила, узаконивающие или навязывающие такие меры, как либерализация рынков капитала (отмена правил и регулирования во многих развивающихся странах, разработанных для стабилизации потоков «коротких денег» как из страны, так и в страну).

Для понимания ошибочности действий важно рассмотреть три главных института, управляющие глобализацией: МВФ, Всемирный банк и ВТО. В дополнение к ним есть множество других организаций, также играющих свою роль в международной экономической системе ― ряд региональных банков, более мелких и младших по возрасту братьев Всемирного банка, большое число институтов ООН, таких, как Программа развития ООН (ПРООН) или Конференция ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Точки зрения этих организаций зачастую сильно отличаются от позиций МВФ и Всемирного банка. Например, МОТ обеспокоена тем, что МВФ уделяет слишком мало внимания правам рабочих, в то время как Азиатский банк развития требует «соревновательного плюрализма», в условиях которого развивающиеся страны могли бы располагать альтернативными вариантами стратегий развития, включая «азиатскую модель». В этой модели государство, опираясь на рынки, играет активную роль в их создании, формировании и управлении ими, в том числе продвигая новые технологии. В ней фирмы возлагают на себя значительную долю ответственности за социальное благосостояние своих работников. Азиатский банк развития рассматривает эту модель как принципиально отличную от «американской модели», проталкиваемой базирующимися в Вашингтоне институтами.

В данной книге я фокусирую внимание преимущественно на МВФ и Всемирном банке потому, что они были в центре принятия решений по главным экономическим проблемам последних двух десятилетий, включая финансовые кризисы и переход бывших коммунистических стран к рыночной экономике. МВФ и Всемирный банк возникли во время Второй мировой войны в результате Конференции ООН по кредитно-денежным проблемам в Бреттон-Вудсе (Нью-Нью-Гемпширв июле 1944 г. как часть концентрированных усилий по финансированию восстановления разрушенной войной Европы, по предохранению мира от экономических депрессий в будущем. Полное название Всемирного банка звучит как Международный банк реконструкции и развития, что отражает его первоначальную миссию; последнее слово в названии- «развитие» ― было добавлено почти что задним числом. В то время большинство стран в развивающемся мире все еще оставались колониями, и ответственность за те слабые усилия по развитию, которые могли бы или стали бы предприниматься, возлагались на их европейских хозяев.