В стремлении достичь экономических успехов и стабильности Китай поставил создание созидательной конкуренции, новых предприятий и новых рабочих мест выше приватизации и реструктуризации. Сознавая важность макростабилизации, Китай никогда не путал цели со средствами и не доводил борьбу с инфляцией до абсурда. Там понимали необходимость сохранения социальной стабильности, а следовательно, нужно было не допустить массовой безработицы. Создание новых рабочих мест должно было проходить в тесной увязке с реструктуризацией экономики. Экономическая политика во многом диктовалась этим условием. В Китае шла либерализация, но шла постепенно и поэтапно, высвобождая ресурсы, которые должны были стать эффективными вложениями, а не остаться незадействованными. Кредитно-денежная политика и кредитно-финансовые институты облегчили создание новых предприятий и новых рабочих мест. Часть денег предназначалась неэффективным государственным предприятиям, так как считалось не только политически, но и экономически важным поддерживать социальную стабильность, которая в противном случае была бы подорвана высоким уровнем безработицы. Китай не проводил быструю приватизацию госпредприятий, но создавались новые, и государственные предприятия теряли свое доминирующее положение: через двадцать лет реформ их доля в промышленном производстве составила всего 28,2 процента. Открывая страну для прямых иностранных инвестиций, в Китае понимали также опасность полной либерализации рынка капитала.
Трудно представить больший контраст между Китаем и странами, подобно России, пошедшими на поклон идеологии Международного валютного фонда. Во всех ситуациях оказывалось, что Китай, который был новичком рыночных отношений, лучше понимал стимулирующий эффект своих стратегических решений, чем МВФ ― своих.
На ранних стадиях переходного процесса его объектами являлись общественные предприятия в небольших городках и деревнях. По мнению идеологов МВФ, эти предприятия не могли функционировать успешно, поскольку они были общественными. Но в МВФ ошибались. Небольшие предприятия в сельской местности решали проблему управления предприятиями, которой МВФ уделял так мало внимания. Но именно эта проблема управления лежала в основе неудач других стран. Сельские поселения направляли свои скудные средства на создание богатства. Существовала сильная конкуренция в борьбе за успех. Жители городков и деревень видели, куда идут их накопления. Все знали, создаются ли рабочие места и увеличиваются ли доходы. Пусть это не было демократией, но существовала подотчетность. Новые отрасли промышленности Китая были сосредоточены в сельских районах, и это помогло смягчить социальные потрясения, неизбежные при индустриализации. Китай построил основы новой экономики, опираясь на существующие институты, поддерживая и умножая социальный капитал, в то время как Россия все делала прямо наоборот.
Парадоксально, но страны, проводившие политику постепенных реформ, преуспели в более быстром осуществлении более глубоких реформ. Фондовый рынок Китая гораздо большей емкости, чем российский. За десять лет методы ведения сельского хозяйства России мало изменились, в то время как Китай перешел к «индивидуальной системе ответственности» менее чем за пять лет. Контрасты, отмеченные мною, между Россией, с одной стороны, и Китаем и Польшей ― с другой, характерны и для иных переходных экономик. На первых этапах Чешская Республика получила множество одобрительных отзывов от МВФ и Всемирного банка за быстрое проведение реформ. Потом стало очевидным: чешский рынок капитала направляет деньги вовсе не в инвестиции, но позволяет кучке изворотливых финансовых дельцов присваивать миллионы чужих долларов. (По американским понятиям, это «преступники в белых воротничках», и место им ― за решеткой.) В результате этих и других ошибок в ходе преобразования экономики Чехия, имея неплохие стартовые условия в 1989 г., отстала по темпам роста. Не помогли выгодное местоположение страны и высокий уровень образованности населения. Напротив, в Венгрии приватизация развертывалась медленно, но теперь реструктуризация проведена, и венгерские фирмы конкурентоспособны на мировом рынке.
Пример Польши и Китая показывает, что были стратегические альтернативы. Социально-политические и исторические условия различаются, никто не гарантирует, что удачный опыт какой-либо страны может быть повторен в России или окажется там реализуемым с политической точки зрения. Это используется для того, чтобы утверждать, что сравнивать успехи, достигнутые в сильно разнящихся условиях, некорректно. Польша в отличие от России сохранила глубокие рыночные традиции, частный сектор существовал там даже в коммунистическую эпоху. Напротив, Китай стартовал с гораздо худших позиций. Казалось бы, наличие слоя предпринимателей могло позволить Польше принять стратегию быстрой приватизации. Однако, подобно Китаю, поляки выбрали постепенный подход к преобразованиям.
Говорят, что Польша имела преимущество, потому что была промышленно более развита, а Китай ― потому что менее развит. Китай, согласно этому мнению, был еще в стадии индустриализации и урбанизации, а России нужно было решить более тонкую задачу переориентации своей индустриализованной, но тяжелобольной экономики. Но утверждать можно и обратное: процесс развития нелегок, что ясно демонстрируют редкие случаи успеха. Если непросто проводить перестройку экономики и трудно достигнуть экономического роста, то совсем не очевидно, что то и другое одновременно должно быть легче. Разница между процветанием Китая и провалом России в реформировании сельского хозяйства является, если уж на то пошло, гораздо контрастнее, чем успехи этих двух стран в реформировании промышленности.
Все экономические удачи объединяет одно ― преобразования были «доморощенными», разработанными изнутри теми, кто чувствовал нужды и потребности своих стран. Шаблонных подходов не существовало ни в Китае, ни в Польше, ни в Венгрии. Экономические преобразования носили прагматический характер ― голая идеология или модели из учебников политику не определяли.
Любая наука, даже «неточная» экономическая наука, занимается анализом причинных связей и прогнозированием. Научные прогнозы постепеновцев подтвердились и в странах, взявших на вооружение эти стратегии, и в странах, пошедших другим курсом, по пути шоковой терапии. Нелишне подчеркнуть, что предсказания шокотерапевтов нигде не сбылись.
По моему твердому убеждению, успехи стран, не следовавших рекомендациям МВФ, не случайны. Есть четкая связь между проводимой политикой и ее последствиями: между успехами в Китае и Польше и тем, что там делали, между провалом в России и тем, как там проводили реформы. Последствия для России были такими, как их предсказывали критики шоковой терапии, может быть, хуже. Результаты в Китае были прямо противоположными прогнозам МВФ, но согласовались с тем, что говорили противники быстрых радикальных перемен, оказались, может быть, даже лучше.
В свое оправдание шокотерапевты утверждают, что их рекомендации полностью никогда не доводились до конца. Не убедительно: в реальной экономике невозможно следовать точно всем предписаниям. Практическая политика (и практические советы) должна быть основана на понимании, что в условиях сложных политических процессов действуют склонные ошибаться индивидуумы. Неспособность МВФ признавать это является серьезным обвинением. Но что еще хуже, многие предсказания провалов независимыми наблюдателями и экспертами были оставлены без внимания.
МВФ критикуют не только за несбывшиеся прогнозы. В конце концов никто, даже МВФ, не мог представить последствий далеко идущих изменений в период перехода от коммунизма к рыночной экономике. Политика Фонда была слишком ограниченной, сфокусированной только на экономике, и использовалась только одна, определенная экономическая модель с ограниченными возможностями.
У нас накопилось большее количество данных о процессе реформ с тех пор, как пять лет назад МВФ и Всемирный банк пришли к поспешным выводам о работоспособности своей стратегии". Нынешняя реальность разительно отличается от середины 1990-х годов, и в новом десятилетии нам следует пересмотреть свои оценки, учитывая промежуточные результаты продолжающихся реформ. Задним числом многое становится ясным. МВФ утверждал, что шоковая терапия приносит немало страданий на короткий период, но зато обеспечивает преуспеяние в долговременной перспективе. Венгрия, Словения и Польша продемонстрировали, что политика постепенных реформ, снижая негативные последствия на первом этапе, способствует социально-политической стабильности и долговременному росту. Как в басне про черепаху и зайца, гонку выигрывает черепаха. Радикал-реформаторы, такие «первые ученики», как Чешская Республика, и «слегка непослушные», такие, как Россия, проиграли.
Дорога в будущее
Ответственные за ошибки недавнего прошлого имели слабое представление о том, куда должна идти Россия. Они повторяют одни и те же заклинания о необходимости продолжать стабилизацию, приватизацию и либерализацию. Проблемы, возникшие в прошлом, теперь вынудили их признать потребность в сильных институтах, но они не могут сказать, что это означает и как этого достигнуть. На многочисленных конференциях на тему российских реформ я был поражен отсутствием стратегии как в борьбе с бедностью, так и в решении проблемы повышения темпов экономического роста. Например, во Всемирном банке обсуждалось свертывание его программ в сельском хозяйстве. Банк был в этом заинтересован ― его программы сталкивались с трудностями. Но не Россия ― именно в этом секторе сосредоточена большая часть бедности страны. Единственная предложенная «стратегия роста» состояла в том, чтобы вернуть на родину сбежавший из страны капитал. Те, кто это предлагал, игнорировали то, что на практике такая рекомендация могла привести к закреплению господства олигархов, клептократии и кланового капитализма, который олигархи, собственно, и представляют. Для олигархов нет иного смысла возвращать назад капиталы ― и на Западе можно получать неплохие прибыли. Более того, МВФ и министерство финансов США никогда не заботил факт поддержки системы с сомнительной политической легитимностью, где путь к богатству лежал через грабеж и близость с президентом Борисом Ельциным, который сам уже потерял доверие и легитимность. Самое прискорбное, что Россия должна смириться с тем, что никогда не получит возмещения за этот грабеж национального достояния. Задача для России ― остановить разграбление, привлечь законопослушных инвесторов путем установления верховенства закона и привлекательного делового климата в более широком смысле.
Кризис 1998 г. имел одну побочную выгоду, о которой я ранее упоминал: девальвация рубля поощряла не столько рост экспорта, сколько рост производства импортозамещающих товаров. Политика МВФ душила экономику, сдерживая ее потенциальные возможности. Девальвация плюс неожиданное везение ― резкое увеличение цен на нефть в конце 90-х годов ― подпитывали возрождение экономики, правда с крайне низкого уровня. Было также долговременное благоприятное воздействие от экономического рывка: часть предприятий воспользовалась шансом, получила новые перспективы и возможности для длительного развития. Есть и другие позитивные признаки: некоторые народившиеся в системе эрзац-капитализма владельцы гигантских капиталов уже добиваются изменения «правил игры», чтобы то, что они делали с другими, не смогли другие сделать с ними. Некоторые круги пошли на улучшение корпоративного управления: олигархи не желают рисковать всеми своими деньгами в России, а чтобы привлечь чужие средства с правом рисковать, надо вести себя лучше, не так, как в прошлом. Но есть другие, менее позитивные признаки. Даже снимая сливки с высоких цен на нефть, Россия была едва способна сбалансировать свой бюджет ― средства откладывались на «черный день», когда цены на нефть пойдут на снижение. На момент подготовки моей книги к печати подъем экономики шел неуверенно, пик нефтяных цен уже миновал, к тому же эффект девальвации, как правило, действует только первые два года. При тех, более низких, темпах роста, которые обнаруживаются сегодня, России понадобится 10, 20, а то и более лет, чтобы только приблизиться к уровню 1990 г. (если не произойдут значительные перемены).
Россия получила много уроков. После коммунизма многие россияне шарахнулись от старой религии Маркса к новой религии свободного рынка. За прошедшие годы эта религия тоже потеряла свой лоск, а в стране стал утверждаться новый прагматизм.
Иная политика могла бы изменить дело. Выясняя, что необходимо было сделать, естественно начать с анализа прошлых ошибок: пренебрежения фундаментальными основами рыночной экономики ― финансовыми институтами, дающими ссуды новым предприятиям; законами, которые гарантируют контракты и содействуют конкуренции; независимой и справедливой судебной властью.